1

 

Это история случилась где-то в первой половине 70-х. В нашем дворе был обычный воскресный день уходящего лета. Ночью прошел небольшой дождь, а к утру земля уже почти просохла и, впитав в себя достаточно влаги, начинала испарять её избыток, наполняя всё вокруг свежестью. Несколько больших деревьев полностью накрывали наш двор своими кронами, создавая по всему двору ажурную игру света и тени. Местами заросли плюща покрывали стены домов тенистого дворика. Всё это создавало благостную и приятную ауру полного спокойствия и умиротворения. Однако, время от времени всю эту идиллию нарушали отдельные возгласы жителей двора, бряцание крышек кастрюль с варящимся обедом и трансляция футбольного мачта.

– Сёма, сделай под супом огонь потише, – кричала из ванной Фира Борисовна, – ты всё равно тама сидишь.

– Какой огонь и как потише? – вопрошал брат Фиры Сёма, затягиваясь папиросой на веранде.

– Тот шо горит под синей кастрюлей. Покрути ручку и сделай его уже меньше.

– Фира, ты же знаешь шо я «цветоаномал», – так её брат изящно называл свой дальтонизм.

– Ну та кастрюля, на которой цветочки. Шо не видишь что ли?

– Какие там ещё цветочки? Не морочь мне голову, выйди и сама крути себе шо тебе надо.

– Как я выйду если я принимаю ванную.

– Куда ты её там принимаешь? Выйди и покрути себе эту идиотскую ручку и иди себе потом обратно принимай ванну.

– Я шо буду голая бегать по всему дому?

– А как я покручу потише если я не понимаю какая кастрюля твоя.

Тут в разговор вступает тётя Буся, соседка Фиры.

– Фирочка, сиди себе там и мойся, я сделаю твоей кастрюле потише. – Ой, а где ты такую упитанную курицу купила?

– Тётя Буся, где все покупают курицу?  На базаре, конечно.

Вдруг из одной комнаты раздаётся крик «Гооооол» и выбегает мальчик Фима лет тринадцати с высоко поднятыми руками и светящимся от восторга лицом. Недавно он решил, что если он будет футбольным болельщиком, то это придаст ему более взрослый вид и его наконец-то заметит красивая одноклассница Ниночка, в которую он был тайно влюблён.

– Иди сюды, футболёр – поманил его к себе дядя Сёма. – Я дам тебе ириску.

Фима поправил свои круглые очки на длинном носе и улыбнувшись пошёл за конфеткой.

– Сёма не убивай мне ребёнка, – закричала Фира из ванной. – Ему нельзя эти конхветы, у него зубы.

– Хорошо, не ори так!  Я дам ему только половинку.

Фима был настоящим вундеркиндом. Он учился одновременно в музыкальной и шахматной школе, знал три языка: русский, идиш и немецкий и легко перемножал в уме двузначные числа. Если в музыкальной школе его успехи были так себе, ввиду полного отсутствия музыкального слуха, то в шахматной он уже имел какой-то высокий спортивный разряд. Реальным соперником в шахматах ему был только племянник тёти Буси Ромочка, который был на пару лет младше его. При этом тот, даже не посещая шахматную школу, не давал Фиме спуску в их баталиях на доске. Мальчик он был тихий и какой-то вечно зашуганный. Ромочка жил в родителями в соседнем номере. Они сегодня уезжали с друзьями купаться на Гидигич, а сына оставили на попечение бабушки. Ромочка поднялся на крыльцо дома в котором она жила, помахал маме с папой рукой и вошёл в открытую дверь веранды.

– Фима, смотри кто до тебя пришёл! – тётя Буся, погладила подошедшего внука Ромочку по голове.  Шо вы хотите сегодня делать?

– Мы будем играть во дворе, – ответил Фима.

– Ну давайте, идите себе играть, фулюганы. Через час будем обедать.

За овальным обеденным столом сидел Семён. Одет он был в пижамные полосатые штаны и серую майку-алкоголичку. Рядом с ним на столе лежала его воскресная чашка с кофе и пятничные выпуски газеты «Правда» и «Труд», а также старый и уже порядочно засаленный номер «Биробиджа́нер Штерн» напечатанный на идише.

– Ну и что говорят? – спросил Сёму Лев Моисеевич, кряхтя поднимаясь по ступенькам на крыльцо дома. – Как твоё ничего? Подлить тебе молока в кофэ или ты не хочешь?

Каждое воскресенье он утром ходил на базар за козьим молоком, которое покупал у одной и той же, торгующей по выходным дням знакомой крестьянки. Однако, каждый раз он сначала долго и с удовольствием торговался с другими продавцами пытаясь скинуть цену.

– Сколько вы хотите за это молоко? Целый рубель за литр? Оно у вас что, поёт? А оно не воняет? Дайте понюхать…

В конце концов, когда продавцы уже соглашались на его цену, он всё равно шёл к своей молочнице и без торговли брал у неё пол бидончика молока.

– Таки ничего, пока сижу себе там же, – ответил дядя Сёма, проигнорировав предложенное молоко.

– В эту пятницу вызывает меня директор и знаешь что мне говорит? – с хитрой улыбкой начинает интриговать дядя Сёма, работавший на обувном складе каким-то начальником.

– И что он тебе может там говорить?

– Он сказал, шо когда пойдёт на повышение в министерство, то будет рекомендовать меня на его место.

– Ой вей, зачем тебе эта нервотрёпка?  Тебе плохо на своей должности?  Сиди себе по-тихому.

– Ты так говоришь, потому шо мне завидуешь.

– Да ладно тебе, скажешь тоже, завидую. Что мне надо завидовать тебе? Я уже своё отзавидовал. Я тридцать лет проработал начальником «Рембытехники» и знаю что такое быть начальником. Одна головная боль и много нервов. Хех, завидуешь… Я тебя умоляю! Да если бы не мои болячки, я и сейчас бы был там начальником.

У Льва Моисеевича с возрастом пышно расцвёл целый букет из разных болезней. Не так чтобы он от них сильно страдал, нет, но неприятности они ему конечно доставляли. В руках появился небольшой тремор, очки он уже носил с какими-то немыслимыми диоптриями, которые искажали размер его глаз и делали похожим на крота из сказки «Дюймовочка».

– О, смотри, Костя до Миши идёт. Сейчас пойдут чинить твой хлам, – перевёл разговор дядя Сёма.

– Какой хлам?! Да этому зверю сносу нема! Только карбюратор промыть надо и дыру в днище чем-то залатать.

Лев Моисеевич очень гордился своим синим «Запорожцем», который, к его сожалению, из-за проблем со здоровьем уже водить не решался. Это было единственное авто на целый двор из 12 квартир. И вот, год назад он принял волевое решение отдать машину своему двадцатипятилетнему сыну Михаилу. Но по уговору, прежде чем тот сядет за руль, он должен был пройти полный курс обучения в автошколе и сдать на права в ГАИ. Миша теоретическое обучение прошёл быстро и успешно, но вот с практическим экзаменом долгое время были проблемы. В некоторых ситуациях он почему-то вдруг цепенел за рулём, останавливался где попало и не обращая внимания ни на заклинания инструктора, ни на крики водителей других машин просто тупо ждал пока все разъедутся и только потом продолжал двигаться дальше. Из-за такого странного поведения он чудом сдал экзамен только с восьмого раза.

– Миша, уже давай вставай, до тебя Костя пришёл, – пытался разбудить сына Лев Моисеевич. – Костик, проходи деточка, садись сюда. Как твоя работа?

– Лев Моисеевич, я пока ещё не работаю, а учусь в политехническом институте.

– Ну да, конечно…  Как там твоя учеба?

– Хорошо, в этом году уже буду заканчивать и делать диплом.

– Надо же как быстро время летит! Фира, ты слышала? У Костика уже диплом в этом году.

– Ой, ё, ё! Ай, я, яй! Уже диплом? Чтоб ты был здоров! – Фира вышла наконец из ванной в цветастом банном халате и с большим полотенцем закрученным на волосы. – Как летит время! Ай, я, яй…, – попричитала ещё немного Фира.

– Ты будешь сегодня опять помогать Мише чинить его машину? – спросила она.

– Фира, это моя машина, – запротестовал Лев Моисеевич. – Я просто дал Мише на ней поездить.

– Да – да, конечно твоя, жмот старый. Она уже сто лет ржавеет у тебя в гараже. Для сына металлом пожалел.

– Ничего я не пожалел, просто формально она моя, – примирительно промямлил Лев Моисеевич.

– Всем привет! – Здорово Костян! – Миша протянул свою огромную ладонь для рукопожатия, одновременно зевая и чухая себя левой рукой по волосатой груди. Миша был довольно крупногабаритным человеком с большой копной каштановых волос зачесанных назад. Черты лица у него были под стать фигуре: массивный нос, полные губы и пышные кустистые брови над карими глубоко посаженными глазами.

– Мам, это не Костик мне помогает, а я ему. Я вообще просто присутствую когда он ремонтирует наш еврейский броневик.

– Мы все ему за это безумно благодарны. Костик ты будешь обедать сегодня с нами?

– Спасибо тётя Фира, я уже пообедал.

– Ты видал это Миша? Нормальные люди уже пообедали, а ты только встал.

– Ну мам, вы же тоже ещё все не обедали, – запротестовал Миша.

– Ну конечно, мы все ждём пока ты уже один раз встанешь с постели, – не унималась Фира.

– Фира, зачем ты вводишь всё общество в заблуждение. У тебя ещё суп не сварился.

– Какой суп?  Ой, Вейзмир!  Его никто не выключил?  Тётя Буся!  Ну я же просила.

– Фирочка ты просила сделать твоему супу потише, я ему и сделала.

– Но вы сделали потише не ту кастрюлю.

– Фирочка, я же тебя спрашивала за кастрюлю с курочкой?

– Курочка это для Лёвы, он же не ест как все нормальные люди суп. Этот шлимазл ест только бульон.

– Не ори на людей, сначала покупает кастрюли с не пойми какими цветочками, а потом варит сразу два жидкого на обед, а потом сидит сутками у ванне, а потом делает всем гембель – приводил свои убийственные доводы дядя Сёма.

– Всё, теперь все будем голодать.  Суп усох – сказала Фира и напевая какой-то приблатнённый мотивчик, демонстративно налила себе в чашку сёминого кофе и ушла в спальню.

– Конечно, у тебя все виноваты, только не ты – тихо вставил свои три копейки Лев Моисеевич. И чтобы замять скандал переключил разговор опять на машину.

– Костик, так что там с моей машиной? – спросил он с упором на слово «моей».

– Да уже всё в порядке, можно ездить, надо только дыру в полу заварить.  Вот как раз этим сегодня и займёмся.

– А как там с карбюратором? – спросил он на этот раз с деловым видом знатока автомобильной техники, хотя ещё недавно поднял сумасшедший крик пытаясь выяснить кто спёр мотор с его лимузина, напрочь забыв о том что у «Жижика» мотор сзади.

Внезапно калитка двора открылась и в проёме показалась раскрасневшаяся Роза, дочка Льва Моисеевича и Фиры Борисовны. По её запыхавшемуся состоянию было видно, что она сильно торопилась. Вбежав на веранду она первым делом положила на скамейку большую голую детскую куклу и сразу же бросилась к Костику.

– Ответь мне только на один вопрос. – «Жижик» может уже ехать?

– Куда? – спросил в свою очередь встревоженный Костик.

– В городской ЗАГС.

Все разговоры разом затихли. Даже кошка Мурка повернула морду в недоумении. За дверью Фириной спальни раздался звон разбившейся чашки.

– А зачем ему в ЗАГС? – спросил ничего не понимающий Костик.

– Костик, я тебе лично и всем вам потом всё объясню подробно, только сначала ответь мне, он может поехать ЗАГС?

– Я, я, я не знаю.  Если он захочет, то есть если надо, то есть – да, – наконец выговорил он то, что хотела услышать Роза.

– Тогда я сегодня выхожу замуж, – объявила Роза, зажмурившись от удовольствия и сжимая кулачки согнутых в локтях рук.

Все впали в тихий ступор. Через некоторое время тишина уже начала приобретать зловещие формы. Народ не понимая что происходит начал переглядывался друг с другом.

– За кого замуж? – За «Жижика»? – спросил помаргивая глазами Костик.

И тут грянул гром. Все стали как подорванные смеяться. Громче всех гоготали дядя Сёма и Миша. За дверью в спальню, с перерывами на икоту, заливалась хохотом Фира. Лев Моисеевич тихо хихикал и при этом периодически подёргивал головой. Даже не заслужено обиженная за суп тётя Буся скривилась в ухмылке. Один лишь Костик стоял истуканом.

Роза сначала злобно уставилась на него, но потом тоже залилась хохотом, точно повторяя мамины интонации.

– Нет, на «Жижике» ты с Мишей женись, а я выхожу замуж за своего будущего однокурсника.

В этот момент до всех вроде бы дошло её сообщение. Смех потихоньку стал угасать и зловещая тишина опять начала накрывать летнюю веранду.

Розочке было двадцать лет. Она была очень красива. Высокая, статная с огромными глазами и алыми губками.  У неё была короткая модная стрижка и длинные, всегда наманикюренные ногти. Сохли по ней все молодые люди вокруг. По характеру она была – огонь. Очень взбалмошная, увлекающаяся и упрямая. Когда она втемяшивала себе что-то в голову, остановить её было практически невозможно, даже для того чтобы просто объясниться. Её пылкая категоричность не позволяла ей долго выслушать кого-то, она шипела, мотала головой и кривлялась. Однако, так же быстро как она зажигалась, так же быстро и угасала. Зная эти её черты характера знакомые и близкие просто перестали обращать на её хотелки внимание, понимая что лучше пять минут помолчать, чем битыми часами ей что-либо доказывать. Но о браке она заговорила впервые, поэтому народ сначала растерялся. Её родители конечно уже не раз задумывались над этим вопросом, перебирая по ночам в постели всякие выгодные партии и проводя разные несложные расчёты кому и во что всё это обойдётся. Но тут… так вдруг.

Первой допрос с пристрастием начала мама. Она отворила с тихим скрипом дверь спальни и тихо, как бы заискивающе спросила:

– А нельзя ли как-то поподробней нас посвятить в процесс происходящего? И тут же срываясь на визг начала орать, одновременно тряся за воротник рубашки своего обалдевшего мужа:

– И не перечь матери, говори всё по порядку. Я хочу знать, кто этот прынц-однокурсник? Ты только две недели назад поступила в институт и ещё ни одного дня не проучилась. Какие такие однокурсники могут быть?

Бедный Лев Моисеевич понял что если он сейчас же не произнесёт что-то, жена своей тряской оторвёт ему голову.

– Да уж, будь добра – пропищал он что есть мочи.

Все как по команде уставились на Льва Моисеевича, такой вспышки необузданного гнева от него не ожидал никто.

– Говори негодница, а то у папы будет удар.  Смотри какой он уже пунцовый. – прошипела Фира.

– Да я и не молчу. Мы безумно полюбили друг друга. Он, между прочим, решил за меня все задания на экзамене по математике.

– Почему ты сама не могла их решить? Ты целый год ходила к Науму Давыдовичу на консультации по математике.

– По три рубля за каждую, между прочим, – вставил реплику старший брат.

– Ну мам, ну он сам попросил решить за меня, а на консультации я ходила только первые две недели, потом надоело.

– Что!? – опять подал голос Лев Моисеевич. – А где же деньги?

– Я их копила себе на свадебное платье.

– Это ещё на какое такое платье?  – вопила вконец очумевшая Фира.

– Я же сказала – на свадебное. Потому что знала, что когда-то встречу любимого, а деньги на такое платье которое мне нравится вы мне всё равно никогда не дадите.

– Ну и где это платье? – по-деловому спросил дядя Сёма.

– Принесут через час.  Мне сегодня его надо было обязательно выкупить, иначе его бы продали кому-то другому.

– Как это другому? Твоё платье и другому?  – Так ты только сегодня решила выйти замуж? – то ли спросил, то ли предположил дядя.

– Да ладно вам. Он очень хороший мальчик, из порядочной семьи. В конце концов, мне ведь с ним жить, а не вам.

– Но так же нельзя, – страстно вступил со своей сольной партией Костик, который ещё с раннего детства мечтал жениться на Розе. – Ведь вы должны хорошо узнать друг друга. Сначала надо его познакомить со своими родственниками. Потом должны познакомиться родители. Обязательно надо узнать нет ли в их роду каких-то дефективных, выяснить что думают о его семье всякие порядочные люди. Какое приданое, в конце концов, его родители дадут за жениха, – подытожил Константин немного запутавшись под конец речи.

Этот его монолог вызвал шквал чувств у обоих родителей и у дяди Розочки. Они взглянули на него с грустью. Только эта грусть была вызвана не печалью, что этим Розочкиным однокурсником оказался не благоразумный и почти родной для них Костик, а тем фактом, что милый мальчик был из единственной нееврейской семьи на три квартала вокруг.

– Нет, дорогая племянница, такие вопросы с кондачка не решаются. Это очень важное дело, чтобы всё так быстро и так… Дядя пытался подобрать слово и найти веские доводы, но Роза его прервала и снова огорошила всех:

– Откладывать уже нельзя. Я и так еле-еле его уговорила на сегодня.

– Фира, Фира, что она говорит? Как это нельзя? Про что это она? – опять подал голос ошарашенный Лев Моисеевич.

– Она хочет чтобы мы все тута умерли, один раз и вдребезги, – закатила истерику Фира. – Азохн вэй. Мы все умрём от стыда и горя. Ты погубила нашу семью.

– Почему поздно? – спокойно спросил Костик, единственный кто пытался без крика выяснить в чём суть такой спешки.

– Ну потому, что я уже обо всём договорилась в ЗАГСе, а он продал свой мотоцикл и уплатил задаток в кафе.

Крики, плачь и вырывание волос резко оборвались. Все взгляды сосредоточились на Розе.

– То есть ты не беременна от этого будущего однокурсника? – с надеждой в голосе спросила мама.

– Да как ты могла подумать такое! – с явно поддельным удивлением промолвила девица. – Вы думаете, что я такая как кто-то, кто не может сберечь себя до свадьбы, – продолжала шокировать сама себя и своих родных Роза.

При этих словах тётя Буся с хитринкой взглянула на Фиру.  Та же в ответ так испепелила её взглядом, что тётя Буся передумала даже молча комментировать щекотливую ситуацию.

Через мгновенье Миша предложил: – Так, стоп!  Пусть вопросы задаёт Костик, у него это хорошо получается, иначе мама и папа умрут от разрыва сердца раньше чем надо. И вот что ещё, нам надо бы чего-то обязательно выпить. Собраться, так сказать, с мыслями.

Лев Моисеевич и дядя Сёма одобрительно хмыкнули и вопросительно уставились на Фиру. Она вытащила из кармана халата ключи от буфета с которыми ни на миг не расставалась. Крутя ключами Фира пыталась обдумать дальнейший ход беседы: то ли перейти на истерику и вопли, то ли попытаться каким-то иным манёвром остановить безумие своего чада. Так в задумчивости она открыла буфет, налила половину фужера коньяку и залпом выпила. Причём в конце «крякнули» за неё её муж и брат. Сын Миша глядя на маму инстинктивно сглотнул слюну, о чём красноречиво говорило движение его кадыка. Фира всё также в задумчивости убрала бутылку обратно в буфет и закрыла его на ключ.

– Ну мама, ну что ты в самом деле, – взмолился Михаил. – А как же нам? Нам же тоже налей.

– Ой, да. Сейчас. Фира опять открыла буфет, взяла бутылку и начала разливать коньяк, но уже по рюмкам.

– Мишаня, ты смотри не налегай, – сказала Роза подмигивая брату. Тебе ещё везти нас в ЗАГС сегодня. Я назначаю тебя главой свадебного кортежа.

– Какого такого кортежа? – удивился брат.

– Такого! – и Роза указала в сторону гаража с синим «Запорожцем».

– Но там дырка в полу.

– Ничего, буду держать ноги на весу, – парировала его замечание Роза.

Тут пришло время кричать «стоп» для Фиры:

– Мы не можем так с бухты-барахты выходить за него замуж, – теперь уже начала путаться в словах она. – Ты должна всё рассказать.

Все начали потихоньку рассаживаться, а дядя Сёма с Львом Моисеевичем под шумок тяпнули ещё по одной.

– Ну что вы хочите знать? Спрашивайте себе, а я буду отвечать.

У всех была куча вопросов, но все понимали, что пока Фира не задаст свои, им лучше не вмешиваться.

– И как зовут твоего избранника?

– Святослав.

У всех присутствующих постепенно начали вытягиваться лица.

– А какая его фамилия?

– Сидоренко.

Тут уж все поникли головой и только Костик сказал: – Это ещё ничего не значит.

Все посмотрели сначала на него, а потом медленно перевели взгляд на Розу.

– А как его отчество? – догадалась о Костикиных подозрениях Фира.

– Не знаю, я его об этом не спрашивала.

В этот момент раздался дружный послеконьячный «кряк» дяди Сёмы, Льва Моисеевича и Мишани.

Напряжение неумолимо стремилось вверх. Фира подошла к столу и попыталась налить и себе рюмку, но вцепившийся мёртвой хваткой в бутылку Лев Моисеевич тихо произнёс:

– Фирочка, я тебе сам налью, не беспокойся. И действительно быстро налил ей полрюмки. Фира метнула на него жесткий взгляд и он немедленно долил ей до краёв. Она на удивление просто подняла переполненную рюмку и, не проронив ни капли, одним глотком выпила содержимое.

– Ну… продолжай, доченька, убивать маму дальше. Шо ещё за него расскажешь?

– Ну… он из какой-то деревни, не так уж и далеко от Кишинёва, между прочим. У него двое детей школьного возраста, которых бросила его бывшая жена пьяница. Зато папа у него известный на весь район свиновод. И мой Святослав хочет потом перевестись с мехмата на зоофак, чтобы как папа тоже выращивать свиней.

Тут троица мужчин как по команде закашляла, поперхнувшись втихаря выпиваемыми в этот момент рюмками.

– Так он ещё и свиновод? – присвистнул Костик, увеличивая свои мизерные шансы на будущее с Розой. И вся честная компания опять с уважением и грустью посмотрела на почти родного для них человека.

В затянувшейся паузе раздался голос тёти Буси: «Да за шо тута переживать вообще, покрутятся немного друг с другом и побежит Розка от него», – с какой-то невиданной доселе дерзостью сказала тётя Буся. При этом она вновь выразительно взглянула на Фиру и подойдя к столу вырвала бутылку из рук Льва Моисеевича. Налила себе рюмку и опрокинула в себя содержимое. От такого нехарактерного для неё поступка у всех отвисли челюсти.

Фира опустила глаза и сквозь зубы процедила: – Может и побежит потом, но лучше бы не доводить до свадьбы.

– А ты уже наконец что-то скажешь? – обратилась Фира к мужу, а потом прикусив губу посмотрела как на эти слова отреагирует тётя Буся. Слава богу, та в это время просто рассматривала свои ладони.

– Это какое-то форменное безобразие, – произнёс немного захмелевший Лев Моисеевич.

– И где это безобразие, папа? Об чём ты говоришь?

– Ну это… всё вокруг, – неопределённо сказал он, и все как по команде махнули на него рукой.

Мишаня тёр свой лоб пытаясь найти что сказать, вращал глазами, хмурил брови и периодически отрицательно мотал головой. И тут он опять обратился к Константину:

– Костик спроси её ещё чего. Только правильно, как ты умеешь.

– Ну хорошо, – сказал Костик, сидевший с поникшей головой. Он прищурил глаза и медленно поднимая голову спросил Розу:

– А сколько лет твоему избраннику?

– Да столько же как и мне, – ответила девушка.

– И уже имеет двоих детей школьного возраста?

– Ах ты гад, подловил меня, – вскрикнула Роза, подбежала к нему, обняла и поцеловала в щёку.

Костик вспыхнул как лампочка, а вся компания уставилась на Розу.

– Роза, ну разве так можно, ты не щадишь своих родителей, – промямлил Лев Моисеевич разливая остатки коньяка.

– Шо ты за человек такой, тебе обязательно надо сделать гембель в доме, заставить маму умирать, а потом сказать шо ты всё напридумывала.

– Ух и негодяйка, – сказал дядя Сёма подталкивая Льва Моисеевича под столом ногой и указывая загадочно глазами на буфет.

Фира перехватила его глазодвижения и улыбнувшись сказала: – Ладно, шлимазлы, открывайте вторую бутылку, я пойду на стол чего-нибудь соберу.

Тётя Буся разложила на столе тарелки и берясь за поварёшку радостно сообщила:

– Будем кушать мой суп сегодня. Мишаня, деточка, пойди принеси вишнёвую наливочку из моего шкафа. Ну ты же знаешь где она лежит, пошныряй тама на нижних полках.

Фира застыла на месте. Потом медленно повернулась и тихо спросила соседку:

– А что ещё он знает?

– Не волнуйся, ничего такого о чем тебе надо волноваться.

Мужики загалдели в предвкушении второй бутылки коньяка и совсем не обратили внимание на то, что между женщинами наверняка есть какая-то тайна.

Вдруг всю эту суету пронзил возглас Розы:

– Да, но я вас обманула только насчёт детей, родителей и имени моего жениха, но я по-прежнему выхожу сегодня замуж.

В очередной раз воцарилась тишина и все повернулись к Костику. Только он мог задавать правильные вопросы на которые они получали более или менее удовлетворяющие их ответы. Однако он так же как все слегка оцепенел от услышанного.